Ты хороший мой человек, я не знаю, как, но давай -держись!..
Название: Вопрос доверия
Автор: KoriTora
Бета: ворд
Жанр: romans, angst
Статус: закончен
Рейтинг: R
Герои: АлваДик. Савиньяки мимо пролетали.
Отказы: вселенная и герои принадлежат В.В. Камше
Содержание: поигралась с историей об отравлении. Ничем хорошим это не закончилось.
Эмиль играет с шелковым платочком - память о некой ласковой эрэа, которая сегодня на рассвете будила его поцелуями.
- И что за блажь, не ночевать в чужих постелях? - бормочет он, а Лионель, недавно весело смеявшийся, вдруг морщится, будто глотнул какой-то дряни:
- Все не так...
читать дальше
***
- Юноша, если хотите спать, идите в свою комнату.
- Вовсе нет!
- Я вам поверю, если вы откроете глаза.
Глаза открыть невероятно трудно, но Ричард это делает и, чтобы хоть как-то усыпить бдительность эра, придвигается и начинает неуверенно поглаживать худой живот, потом плечо, ладонь спускается на грудь. Страшно и стыдно - Дикон редко предлагает сам, мысль о том, что он на самом деле, в точности как Джастин Придд, спит с Алвой, позоря память об отце и свое имя, все еще сковывает его тело, придавая движениям судорожную отчаянность. Но хочется поверить - Алва не собирается рассказывать о них, как он сказал: "вы полагаете, мне больше нечем похвастать, кроме того, что я по пьяни опустился до совращения собственного оруженосца? Уверяю, я дорожу своей репутацией человека с, пусть извращенным, но хорошим вкусом". Гнев и обида были страшные, конечно - мало того, что им попользовались, словно... мало того, что он позволил это... так им еще и, походя, пренебрегли, открыто заявив, что герцог Окделл даже в подстилки недостаточно хорош!
- Вы, я смотрю, полны энтузиазма, - лениво тянет Алва, но оруженосец молчит в ответ, наоборот, дотягивается и начинает покрывать лицо Рокэ короткими, без капли чувственности поцелуями, сосредоточенно и очень напряженно.
Странно, что после этого никто не заподозрил о происшедшем. До - были и слухи, и сплетни, и волнения Ее Величества - как стыдно теперь обманывать ее, стыдно смотреть в ее глаза и Дикон избегает ее, как может, отговариваясь от встреч с Катари - и предупреждения эра Августа - Дикон ненавидит себя, но лжет эру Августу, лжет прямо в глаза, а где-то глубоко внутри как будто все каменеет при одной лишь мысли, что кансильер и матушка узнают, - и дуэль с Эстебаном и эта отсылка к Капуйль-Гизайлям... А потом много крепкого вина, хриплые песни Алвы и его же грубые поцелуи, без малейшего труда заставившие все еще не отошедшие от первого в жизни блаженства тело снова отозваться - а Дика потерять остатки чести.
Когда он, наконец, решается коснуться губами губ, Алва уже бросил смеяться, дышит поверхностно и слишком тихо, носом, жмурясь и подставляя под сухие поцелуи лицо и шею.
Повторения той ночи быть не должно было, и не могло - и герцог Окделл вызвал своего эра на дуэль, мечтая больше умереть, чем одержать победу. И все же смутно представлялся в ночь перед дуэлью мертвый, холодный, с белыми губами Рокэ Алва на мостовой двора... И мысль об отмщении за смерть Эгмонта Окделла стала позорной ложью.
Ричард не может отступать - даже в грехе и мерзости, но он не будет трусом! Он прижимается всем телом, осторожно проводя языком по губам Алвы, мысленно проклиная себя, опускает руку вниз и накрывает ладонью естество своего монсеньора и кэналлийского убийцы.
На рассвете Рокэ вышел веселый, свежий, с явно все еще влажными после умывания черными волосами - Дикона мутило, когда он вспоминал, как эти волосы падали на его лицо, щекоча в ритме общих движений - со шпагой наголо. Тупой, учебной шпагой, против острой рапиры Дика. Ричард отказался так драться. Вспоминать об этом было опять же стыдно - и слава Создателю только, что горло у него перехватило, и он не смог кричать. Дик, задыхаясь, клялся, что все равно убьет его однажды, заявлял, что никого подлее Рокэ Алвы нет и не может быть, что если монсеньеру угодно насмехаться, то однажды Ричард сумеет отомстить за каждую насмешку. Но Рокэ не смеялся.
Он сказал:
"Ваш долг велит мстить за поруганную честь? Немного удовольствия, на волос расширившийся взгляд слепого котенка - не стану утомлять вас объяснениями, что я повода для столь безудержного горя здесь не вижу. Мои причины более просты - я взял на себя, кошки меня знают зачем, заботу о провинциальном недоросле и сам же и навредил ему, хотя и был осведомлен о его прелестном ханжестве. Как выразился бы покойный соберано Алваро - глупость заслуживает трепки. Ваши шансы в сравнении с моим уровнем фехтования ничтожны, но выходить к вам вовсе безоружным вдвойне бессмысленно, поскольку дорожа осколками ваших сияющих доспехов, подаренных вам некогда вашей наивностью, вы в этом случае точно уж откажетесь сражаться - хотя и в этом случае, шансов у вас было бы мало. Так что, сударь, желаете дуэли - получайте. А не осмелитесь - так я вас отхлещу вот этой шпагой как капризного ребенка".
Рокэ следит из-под прикрытых век, дышит сквозь зубы, улыбаясь непонятно чему, закидывая руки за голову, выгибаясь навстречу рукам Дика. Ричард думает о черных львах, которых никогда не видел, оглаживая эра как кота, мелькает сумасшедшая какая-то мысль о том, чтоб утвердить над Рокэ власть не шпагой, а иначе... Мысль возбуждает и обжигает новым, совершенно иным стыдом, чем тот, с которым Ричард уже привык существовать: если у Алвы на самом деле нет желания унизить его, Ричарда, то как может он думать об этом? Странно, но в такие моменты Алва почему-то представлялся Дику невиннее и чище Катарины - не то что Ричарда. Алва не лицемерил и грешил, он просто брал от жизни все, что она была согласна ему дать. От жизни, женщин, своего оруженосца... И отказать ему никто не мог не потому, что он умел принудить, а потому что когда на тебя глядят с таким желанием в синих, почти по-женски изумительно красивых глазах - разве захочешь отказать?
Ричард все-таки поднял тогда рапиру - чтобы защищаться, поскольку хлещущие по бокам удары были обидны до потери памяти. Рапира очень быстро, звякнув, легла на мостовую. Алва вынудил поднять, потом еще раз... каждый раз Дик получал удар по ягодицам узкой гибкой полосой металла, и это было больно и обидно, а Алва хохотал и издевался... и был момент, когда Ричард, смятенный нелепостью происходящего, уставился на эра и спросил его:
"Зачем?"
Уже без злобы, почему-то даже без стыда. Просто хотел понять.
"Чтобы вы прекратили разменивать свою единственную жизнь на мелочи вроде такого, несомненно, важного вопроса о том с кем именно вы спите. Вы готовы отказаться от будущего, от возможности добиться чего-то, быть полезным для своей страны, поднять свою семью из той канавы, куда ее загнала в точности такая же любовь к громким бессмысленным словам других людей так называемой чести... желаете дуэли? Что вы сверкаете глазами? Да сверкайте, вас это украшает... ...Вы все это готовы пустить кошкам Леворукого под хвост лишь потому, что получили каплю удовольствия вчера и - страшно думать - получили из моих рук? Деньги вы брали не в пример охотнее... Нет, не надейтесь, я не оскорблял вас. Шлюхи умеют делать свое дело, что до вас - то вы просто не в состоянии понять, кто именно использует вас - и не только ваше тело, но и разум, а кто дает вам уж во всяком случае, не меньше, чем получил".
"Я не просил!" - Ричард, за время монолога Ворона, потерявший уже было обретенное спокойствие, но и как будто разом лишившийся всех сил, сумел заставить себя выкрикнуть лишь это - надломленное и бессмысленное... лживое.
"Просили" - Алва, против обыкновения, тоже не улыбался. - "Вы умоляли меня, юноша. Забыл?"
Смелости все-таки хватает ненадолго, но Алва не насмешничает - только гибко переворачивается и заставляет Дика лечь на живот, и тоже долго гладит, без губ, только руками, сильно и спокойно, массируя затылок, вдавливая Дику голову в подушку, и в то же время сильно наминая другой рукой подставленные ягодицы, потом плечи и поясницу, постепенно заставляя принять желаемую позу. Потом входит легко и сильно - нынче ночью это уже второй раз, так что все нетрудно, почти уютно, ласково...
Дальше был кошмар. Ричард не смог смириться с происшедшим, но и погибнуть на дуэли с Алвой было глупо - да и дуэль Алва ему пообещал лишь после того как освободит Дика от клятвы. Зато были уроки фехтования и страшное болезненное напряжение - чего же хотел Алва? Был ли все это хитрый, подлый план, или он просто взял то, что, всего лишь по пьяни пожелал, без задней мысли, действительно не находя в этом дурного? На самом деле ли эр полагает, что обязан заботиться о неизвестно за каким капризом взятом в дом Окделле - или, быть может, он боится, что Люди Чести отомстят, когда узнают, что он сделал с сыном Эгмонта, когда чаша терпения их переполнится?
Но Ричард не желал, чтобы об этом узнала хоть единая душа... Потом Рокэ, полный злой радости, ворвался к нему в спальню и объявил: "Мы едем на войну!" И там, в Варасте, было только хуже: Оскар, бириссцы, вдовая бакранка, Дарама, сель и легкая возможность столкнуть его к закатным кошкам вниз... но они фехтовали каждый день в этом проклятом лагере, Рокэ учил его стрелять, сражаться, правильно заботится о лошади южных кровей, пить крепкое вино так, чтобы быть уверенным, что утром не проснешься в какой-нибудь не той постели... и ласкать. Когда жара и близость окончательно свели его с ума, Дик не запомнил, но он действительно однажды снова оказался "не в той постели", а точней, в руках у Рокэ, и сделал это сам, по доброй воле, хоть и поддавшись иронически-фривольным увещеваниям...
Они лежат, раскинувшись на сбитых простынях, не пытаясь прикоснуться и прикрыться. Молчание и их тяжелое дыхание спорят друг с другом, но ночная тишина неторопливо поглощает Дика.
В Варасте было просто, хорошо, и очень нереально, словно степи, черные башни, вороны, орланы, люди и ызарги - все это было частью огромного душного сна. Хорошего сна. Очень.
И лишь уже попав в Олларию, Дик понял, что сон закончился так, как кончается вино и ночь любви, когда напополам тела, дыхание и вроде, даже души...
В Олларии внезапно оказалось, что рядом с монсеньором нельзя спать.
Рокэ не спит - Дик точно знает это. Он очень хочет заснуть сам, но как назло, дремота словно испарилась. Он лежит и, отвернув лицо от Ворона, считает Закатных кошек наперегонки с вот-вот готовыми раздаться нежеланными словами.
Рокэ не ставил никогда таких условий - просто в армии попадаться на глаза было нельзя, Дикон сам этого боялся...
А здесь было не только это. Дик не знал, что именно случилось, только Рокэ стал чужим. Тот, кого Дик практически простил. Тот, кем он восхищался и в которого почти влюбился, уделял ему теперь внимание от случая к случаю, держал на расстоянии, смеялся втрое обиднее и... Дик не знал, что "и", он просто чувствовал себя непоправимо лишним, мешающим, возможно - надоевшим. Ворон смеялся с Савиньяками и улыбался сыну Арамоны, Рокэ готов был принимать участие в любом, кто подвернется, кроме Дика. Даже королева ждала от Рокэ взгляда и у Дика хватало совести не обвинять ее. О бедном Оскаре он говорить не стал, наверняка тот выдумал взаимность так же как Дикон... Вряд ли Катари желала хоть кого-то, кроме Рокэ. Ричард Окделл ее прекрасно понимал.
Он еще спорил с собой, все еще надеялся. Эр Рокэ, которого он привык звать по имени в постели и монсеньором на людях, не то чтоб совсем забыл оруженосца - все еще бывало, утягивал его то в кресло, то на узенький диван, но Ричард никогда не оставался на ночь в его постели. Когда они начинали засыпать, Ворон все время находил способ прогнать его, отговорившись то предполагаемым явлением Хуана, то тем, что им рано вставать, а рядом с Диком Ворон и сам чувствует некое родство с почтенным родом сов...
Какая разница, казалось бы? Но нет же...
Ворон сказал об этом сам, в ночь после бунта лигистов Лионелю Савиньяку, когда они в традиции военных довольно откровенно обсуждали давних любовниц...
- ...Никогда не оставаться в постели с женщиной, если ты не готов на ней жениться говорил мне Карлос. Подозреваю, он и сам услышал это от Арно, - салют бокалом собеседнику, - но я, как все юнцы, был самым умным, и желания покидать теплые объятья не изъявлял.
- Отец и правда, кажется, говаривал такое, - рассеянно откликнулся Эмиль, тем временем целенаправленно пытающийся напоить Ричарда, ну а тот от белого вина пьянел меньше чем от тревог и напряжения последних нескольких суток.
- И ты убедился в правоте легендарного любовника Талига? - у Лионеля был довольно странный взгляд, или Дику так показалось.
Дику многое тогда казалось, но он точно помнил, что услышал:
- Да, в некий поучительный, но скорбный вечер убедился. Если засыпаешь под чужим присмотром, позволяя беречь свой сон, то открываешь спину - а это вседозволенность, причем, весьма опасная, а значит - просто глупость.
- Доверие, - у эра Лионеля голос звучал почти без интонаций.
- Стало быть, любовь, - кивнул на это Алва. - Разве не жестоко так обнадеживать эрэа, для которой в противном случае есть шанс остаться лишь приятным воспоминанием?
- И открывать ей спину, - с улыбкой повторил эр Лионель.
Ричард лежит, зажмурясь. Может быть, все это ничего не значит. Может быть, список - ошибка эра Августа. Быть может, это неважно, что он с Катариной... Ведь Талигу нужны наследники, а он - подлая мысль - он с ней не ночевал... Как, впрочем...
- Юноша, если вы твердо намерены заснуть, то в вашей комнате извольте это делать, а я еще намереваюсь поработать.
Ричард замирает. Встает с постели, чувствуя как что-то в душе навеки каменеет...
Он не верит. Не подставляет спину, значит, вполне может солгать и сам...
Дик одевается и как-то не глядя открывает перстень над кувшином.
- Хотите пить?
- Пожалуй. Дай мне тоже.
Рокэ, сонно прищурясь, поднимается на локте, тянет руку за Черной Кровью. Поработать, как же...
Дик медлит, глядя, как любовник пьет, потом подносит и собственный бокал к губам. Он не желает жить, и это - посерьезней всех громких слов о подлости и Чести.
- Поставь!
У Рокэ Алвы очень острый взгляд. Ричард Окделл, очнувшись, понимает, что спину ему эр не подставлял, а это значит - ждал его удара.
У Рокэ Алва злой веселый взгляд. И только глубоко внутри что-то живое кровоточит - опять, от детской боли. У Рокэ Алва вся спина в рубцах. Одним сегодня стало больше, но и ладно.
***
- Отец советовал не оставаться на ночь, дабы не опорочить чести дамы, я ведь помню.
- Росио тоже.
- А, вот значит как? - все еще легкомысленно заламывает брови Савиньяк-младший, - брось ты, вы же с Рокэ два лиса, понимаете друг друга с полслова.
- Именно, - Ли вдруг усталым жестом, свойственным Росио, проводит по глазам, - что это мы друг друга понимаем.
Эмиль внезапно прекращает улыбаться.
Потом заталкивает кружевной платочек за обшлаг.
Автор: KoriTora
Бета: ворд
Жанр: romans, angst
Статус: закончен
Рейтинг: R
Герои: АлваДик. Савиньяки мимо пролетали.
Отказы: вселенная и герои принадлежат В.В. Камше
Содержание: поигралась с историей об отравлении. Ничем хорошим это не закончилось.
Эмиль играет с шелковым платочком - память о некой ласковой эрэа, которая сегодня на рассвете будила его поцелуями.
- И что за блажь, не ночевать в чужих постелях? - бормочет он, а Лионель, недавно весело смеявшийся, вдруг морщится, будто глотнул какой-то дряни:
- Все не так...
читать дальше
***
- Юноша, если хотите спать, идите в свою комнату.
- Вовсе нет!
- Я вам поверю, если вы откроете глаза.
Глаза открыть невероятно трудно, но Ричард это делает и, чтобы хоть как-то усыпить бдительность эра, придвигается и начинает неуверенно поглаживать худой живот, потом плечо, ладонь спускается на грудь. Страшно и стыдно - Дикон редко предлагает сам, мысль о том, что он на самом деле, в точности как Джастин Придд, спит с Алвой, позоря память об отце и свое имя, все еще сковывает его тело, придавая движениям судорожную отчаянность. Но хочется поверить - Алва не собирается рассказывать о них, как он сказал: "вы полагаете, мне больше нечем похвастать, кроме того, что я по пьяни опустился до совращения собственного оруженосца? Уверяю, я дорожу своей репутацией человека с, пусть извращенным, но хорошим вкусом". Гнев и обида были страшные, конечно - мало того, что им попользовались, словно... мало того, что он позволил это... так им еще и, походя, пренебрегли, открыто заявив, что герцог Окделл даже в подстилки недостаточно хорош!
- Вы, я смотрю, полны энтузиазма, - лениво тянет Алва, но оруженосец молчит в ответ, наоборот, дотягивается и начинает покрывать лицо Рокэ короткими, без капли чувственности поцелуями, сосредоточенно и очень напряженно.
Странно, что после этого никто не заподозрил о происшедшем. До - были и слухи, и сплетни, и волнения Ее Величества - как стыдно теперь обманывать ее, стыдно смотреть в ее глаза и Дикон избегает ее, как может, отговариваясь от встреч с Катари - и предупреждения эра Августа - Дикон ненавидит себя, но лжет эру Августу, лжет прямо в глаза, а где-то глубоко внутри как будто все каменеет при одной лишь мысли, что кансильер и матушка узнают, - и дуэль с Эстебаном и эта отсылка к Капуйль-Гизайлям... А потом много крепкого вина, хриплые песни Алвы и его же грубые поцелуи, без малейшего труда заставившие все еще не отошедшие от первого в жизни блаженства тело снова отозваться - а Дика потерять остатки чести.
Когда он, наконец, решается коснуться губами губ, Алва уже бросил смеяться, дышит поверхностно и слишком тихо, носом, жмурясь и подставляя под сухие поцелуи лицо и шею.
Повторения той ночи быть не должно было, и не могло - и герцог Окделл вызвал своего эра на дуэль, мечтая больше умереть, чем одержать победу. И все же смутно представлялся в ночь перед дуэлью мертвый, холодный, с белыми губами Рокэ Алва на мостовой двора... И мысль об отмщении за смерть Эгмонта Окделла стала позорной ложью.
Ричард не может отступать - даже в грехе и мерзости, но он не будет трусом! Он прижимается всем телом, осторожно проводя языком по губам Алвы, мысленно проклиная себя, опускает руку вниз и накрывает ладонью естество своего монсеньора и кэналлийского убийцы.
На рассвете Рокэ вышел веселый, свежий, с явно все еще влажными после умывания черными волосами - Дикона мутило, когда он вспоминал, как эти волосы падали на его лицо, щекоча в ритме общих движений - со шпагой наголо. Тупой, учебной шпагой, против острой рапиры Дика. Ричард отказался так драться. Вспоминать об этом было опять же стыдно - и слава Создателю только, что горло у него перехватило, и он не смог кричать. Дик, задыхаясь, клялся, что все равно убьет его однажды, заявлял, что никого подлее Рокэ Алвы нет и не может быть, что если монсеньеру угодно насмехаться, то однажды Ричард сумеет отомстить за каждую насмешку. Но Рокэ не смеялся.
Он сказал:
"Ваш долг велит мстить за поруганную честь? Немного удовольствия, на волос расширившийся взгляд слепого котенка - не стану утомлять вас объяснениями, что я повода для столь безудержного горя здесь не вижу. Мои причины более просты - я взял на себя, кошки меня знают зачем, заботу о провинциальном недоросле и сам же и навредил ему, хотя и был осведомлен о его прелестном ханжестве. Как выразился бы покойный соберано Алваро - глупость заслуживает трепки. Ваши шансы в сравнении с моим уровнем фехтования ничтожны, но выходить к вам вовсе безоружным вдвойне бессмысленно, поскольку дорожа осколками ваших сияющих доспехов, подаренных вам некогда вашей наивностью, вы в этом случае точно уж откажетесь сражаться - хотя и в этом случае, шансов у вас было бы мало. Так что, сударь, желаете дуэли - получайте. А не осмелитесь - так я вас отхлещу вот этой шпагой как капризного ребенка".
Рокэ следит из-под прикрытых век, дышит сквозь зубы, улыбаясь непонятно чему, закидывая руки за голову, выгибаясь навстречу рукам Дика. Ричард думает о черных львах, которых никогда не видел, оглаживая эра как кота, мелькает сумасшедшая какая-то мысль о том, чтоб утвердить над Рокэ власть не шпагой, а иначе... Мысль возбуждает и обжигает новым, совершенно иным стыдом, чем тот, с которым Ричард уже привык существовать: если у Алвы на самом деле нет желания унизить его, Ричарда, то как может он думать об этом? Странно, но в такие моменты Алва почему-то представлялся Дику невиннее и чище Катарины - не то что Ричарда. Алва не лицемерил и грешил, он просто брал от жизни все, что она была согласна ему дать. От жизни, женщин, своего оруженосца... И отказать ему никто не мог не потому, что он умел принудить, а потому что когда на тебя глядят с таким желанием в синих, почти по-женски изумительно красивых глазах - разве захочешь отказать?
Ричард все-таки поднял тогда рапиру - чтобы защищаться, поскольку хлещущие по бокам удары были обидны до потери памяти. Рапира очень быстро, звякнув, легла на мостовую. Алва вынудил поднять, потом еще раз... каждый раз Дик получал удар по ягодицам узкой гибкой полосой металла, и это было больно и обидно, а Алва хохотал и издевался... и был момент, когда Ричард, смятенный нелепостью происходящего, уставился на эра и спросил его:
"Зачем?"
Уже без злобы, почему-то даже без стыда. Просто хотел понять.
"Чтобы вы прекратили разменивать свою единственную жизнь на мелочи вроде такого, несомненно, важного вопроса о том с кем именно вы спите. Вы готовы отказаться от будущего, от возможности добиться чего-то, быть полезным для своей страны, поднять свою семью из той канавы, куда ее загнала в точности такая же любовь к громким бессмысленным словам других людей так называемой чести... желаете дуэли? Что вы сверкаете глазами? Да сверкайте, вас это украшает... ...Вы все это готовы пустить кошкам Леворукого под хвост лишь потому, что получили каплю удовольствия вчера и - страшно думать - получили из моих рук? Деньги вы брали не в пример охотнее... Нет, не надейтесь, я не оскорблял вас. Шлюхи умеют делать свое дело, что до вас - то вы просто не в состоянии понять, кто именно использует вас - и не только ваше тело, но и разум, а кто дает вам уж во всяком случае, не меньше, чем получил".
"Я не просил!" - Ричард, за время монолога Ворона, потерявший уже было обретенное спокойствие, но и как будто разом лишившийся всех сил, сумел заставить себя выкрикнуть лишь это - надломленное и бессмысленное... лживое.
"Просили" - Алва, против обыкновения, тоже не улыбался. - "Вы умоляли меня, юноша. Забыл?"
Смелости все-таки хватает ненадолго, но Алва не насмешничает - только гибко переворачивается и заставляет Дика лечь на живот, и тоже долго гладит, без губ, только руками, сильно и спокойно, массируя затылок, вдавливая Дику голову в подушку, и в то же время сильно наминая другой рукой подставленные ягодицы, потом плечи и поясницу, постепенно заставляя принять желаемую позу. Потом входит легко и сильно - нынче ночью это уже второй раз, так что все нетрудно, почти уютно, ласково...
Дальше был кошмар. Ричард не смог смириться с происшедшим, но и погибнуть на дуэли с Алвой было глупо - да и дуэль Алва ему пообещал лишь после того как освободит Дика от клятвы. Зато были уроки фехтования и страшное болезненное напряжение - чего же хотел Алва? Был ли все это хитрый, подлый план, или он просто взял то, что, всего лишь по пьяни пожелал, без задней мысли, действительно не находя в этом дурного? На самом деле ли эр полагает, что обязан заботиться о неизвестно за каким капризом взятом в дом Окделле - или, быть может, он боится, что Люди Чести отомстят, когда узнают, что он сделал с сыном Эгмонта, когда чаша терпения их переполнится?
Но Ричард не желал, чтобы об этом узнала хоть единая душа... Потом Рокэ, полный злой радости, ворвался к нему в спальню и объявил: "Мы едем на войну!" И там, в Варасте, было только хуже: Оскар, бириссцы, вдовая бакранка, Дарама, сель и легкая возможность столкнуть его к закатным кошкам вниз... но они фехтовали каждый день в этом проклятом лагере, Рокэ учил его стрелять, сражаться, правильно заботится о лошади южных кровей, пить крепкое вино так, чтобы быть уверенным, что утром не проснешься в какой-нибудь не той постели... и ласкать. Когда жара и близость окончательно свели его с ума, Дик не запомнил, но он действительно однажды снова оказался "не в той постели", а точней, в руках у Рокэ, и сделал это сам, по доброй воле, хоть и поддавшись иронически-фривольным увещеваниям...
Они лежат, раскинувшись на сбитых простынях, не пытаясь прикоснуться и прикрыться. Молчание и их тяжелое дыхание спорят друг с другом, но ночная тишина неторопливо поглощает Дика.
В Варасте было просто, хорошо, и очень нереально, словно степи, черные башни, вороны, орланы, люди и ызарги - все это было частью огромного душного сна. Хорошего сна. Очень.
И лишь уже попав в Олларию, Дик понял, что сон закончился так, как кончается вино и ночь любви, когда напополам тела, дыхание и вроде, даже души...
В Олларии внезапно оказалось, что рядом с монсеньором нельзя спать.
Рокэ не спит - Дик точно знает это. Он очень хочет заснуть сам, но как назло, дремота словно испарилась. Он лежит и, отвернув лицо от Ворона, считает Закатных кошек наперегонки с вот-вот готовыми раздаться нежеланными словами.
Рокэ не ставил никогда таких условий - просто в армии попадаться на глаза было нельзя, Дикон сам этого боялся...
А здесь было не только это. Дик не знал, что именно случилось, только Рокэ стал чужим. Тот, кого Дик практически простил. Тот, кем он восхищался и в которого почти влюбился, уделял ему теперь внимание от случая к случаю, держал на расстоянии, смеялся втрое обиднее и... Дик не знал, что "и", он просто чувствовал себя непоправимо лишним, мешающим, возможно - надоевшим. Ворон смеялся с Савиньяками и улыбался сыну Арамоны, Рокэ готов был принимать участие в любом, кто подвернется, кроме Дика. Даже королева ждала от Рокэ взгляда и у Дика хватало совести не обвинять ее. О бедном Оскаре он говорить не стал, наверняка тот выдумал взаимность так же как Дикон... Вряд ли Катари желала хоть кого-то, кроме Рокэ. Ричард Окделл ее прекрасно понимал.
Он еще спорил с собой, все еще надеялся. Эр Рокэ, которого он привык звать по имени в постели и монсеньором на людях, не то чтоб совсем забыл оруженосца - все еще бывало, утягивал его то в кресло, то на узенький диван, но Ричард никогда не оставался на ночь в его постели. Когда они начинали засыпать, Ворон все время находил способ прогнать его, отговорившись то предполагаемым явлением Хуана, то тем, что им рано вставать, а рядом с Диком Ворон и сам чувствует некое родство с почтенным родом сов...
Какая разница, казалось бы? Но нет же...
Ворон сказал об этом сам, в ночь после бунта лигистов Лионелю Савиньяку, когда они в традиции военных довольно откровенно обсуждали давних любовниц...
- ...Никогда не оставаться в постели с женщиной, если ты не готов на ней жениться говорил мне Карлос. Подозреваю, он и сам услышал это от Арно, - салют бокалом собеседнику, - но я, как все юнцы, был самым умным, и желания покидать теплые объятья не изъявлял.
- Отец и правда, кажется, говаривал такое, - рассеянно откликнулся Эмиль, тем временем целенаправленно пытающийся напоить Ричарда, ну а тот от белого вина пьянел меньше чем от тревог и напряжения последних нескольких суток.
- И ты убедился в правоте легендарного любовника Талига? - у Лионеля был довольно странный взгляд, или Дику так показалось.
Дику многое тогда казалось, но он точно помнил, что услышал:
- Да, в некий поучительный, но скорбный вечер убедился. Если засыпаешь под чужим присмотром, позволяя беречь свой сон, то открываешь спину - а это вседозволенность, причем, весьма опасная, а значит - просто глупость.
- Доверие, - у эра Лионеля голос звучал почти без интонаций.
- Стало быть, любовь, - кивнул на это Алва. - Разве не жестоко так обнадеживать эрэа, для которой в противном случае есть шанс остаться лишь приятным воспоминанием?
- И открывать ей спину, - с улыбкой повторил эр Лионель.
Ричард лежит, зажмурясь. Может быть, все это ничего не значит. Может быть, список - ошибка эра Августа. Быть может, это неважно, что он с Катариной... Ведь Талигу нужны наследники, а он - подлая мысль - он с ней не ночевал... Как, впрочем...
- Юноша, если вы твердо намерены заснуть, то в вашей комнате извольте это делать, а я еще намереваюсь поработать.
Ричард замирает. Встает с постели, чувствуя как что-то в душе навеки каменеет...
Он не верит. Не подставляет спину, значит, вполне может солгать и сам...
Дик одевается и как-то не глядя открывает перстень над кувшином.
- Хотите пить?
- Пожалуй. Дай мне тоже.
Рокэ, сонно прищурясь, поднимается на локте, тянет руку за Черной Кровью. Поработать, как же...
Дик медлит, глядя, как любовник пьет, потом подносит и собственный бокал к губам. Он не желает жить, и это - посерьезней всех громких слов о подлости и Чести.
- Поставь!
У Рокэ Алвы очень острый взгляд. Ричард Окделл, очнувшись, понимает, что спину ему эр не подставлял, а это значит - ждал его удара.
У Рокэ Алва злой веселый взгляд. И только глубоко внутри что-то живое кровоточит - опять, от детской боли. У Рокэ Алва вся спина в рубцах. Одним сегодня стало больше, но и ладно.
***
- Отец советовал не оставаться на ночь, дабы не опорочить чести дамы, я ведь помню.
- Росио тоже.
- А, вот значит как? - все еще легкомысленно заламывает брови Савиньяк-младший, - брось ты, вы же с Рокэ два лиса, понимаете друг друга с полслова.
- Именно, - Ли вдруг усталым жестом, свойственным Росио, проводит по глазам, - что это мы друг друга понимаем.
Эмиль внезапно прекращает улыбаться.
Потом заталкивает кружевной платочек за обшлаг.
@темы: Ричард Окделл, фанфики, Рокэ Алва
-
-
13.08.2010 в 21:12определитесь, что у вас - PG-13 или R, и поставьте.
-
-
13.08.2010 в 21:28-
-
14.08.2010 в 15:37Как всегда - прелесть! У вас, автор, очень красивый и достаточно необычный стиль.
-
-
21.08.2010 в 00:21-
-
01.07.2014 в 18:28-
-
27.01.2022 в 13:47diana-bell.diary.ru/p74818774.htm