смерть персонажа, хэппи энд
Ринучче в день ее рождения
Венок сонетов,
сплетенный Рокэ, герцогом Алвой,
для Марселя, виконта Валме
(весна–лето 400 года Круга Скал)
сплетенный Рокэ, герцогом Алвой,
для Марселя, виконта Валме
(весна–лето 400 года Круга Скал)
Венок сонетов,
сплетенный Рокэ, герцогом Алвой,
для Марселя, виконта Валме
(весна–лето 400 года Круга Скал)
I
Земли на ране кровью застывали
Гранатовые рощи. Пело море.
Родился я. На радость или горе –
Найери в бухте лишь о том узнали.
Ветра мне колыбельную шептали
Луной под юной, что созрела вскоре
Оливкой белой. Черной – пала в море.
И снова… Я резвился; возрастали
Мои года. Цвели как страстоцветы.
Дарили скалы твердостью мой нрав,
А волны – прихотливостью. Пропахла
Вином душа и стала – гвэнте кондо,
И жилы стали – струны. Словно махо
Я рисовался, поцелуи с уст сорвав –
Те розы, пред грозой что слаще меда.
II
Те розы, пред грозой что слаще меда
Едва ли матушки моей белей лица:
Мой брат чужую птицу из свинца
Поймал последним двадцать первым годом.
Смерть ставит парус – курс на наши воды.
Медузы, гнусь, предчувствие конца.
Я худшего не ведал подлеца,
Чем рок. И – розы слаще меда.
Замерзла на ветру, дрожит звезда.
Ночей тела огонь лампад гложет.
Глаза отца – два дула. Почерк тверд.
Дрожит звезда… И гаснет. Кода.
Над кипарисами звон бронзовый плывет.
Последний может жить, сказать не может:
„Себе иного я не жду исхода“.
III
Себе иного я не жду исхода,
Чем тот, который мне не предсказали;
Вторым Алонсо стану я едва ли:
Дурно войти в одну и ту же воду
И невозможно – в реку. Я без брода
Пойду. Под парусами. Вы не ждали?
…Одни мне руку дружбы не подали,
Другие взнуздывали гордость и природу:
Прибьем гвоздями к небу навсегда,
Чтоб не сорвался, землю не ожег,
Не вспенил море, оправдал надежды.
(Кому сыновью выездку, отец, вы поручали?..)
Вот Фабианов день, фамильные одежды.
Весь мир у ног и множество дорог?
Ответ искать на горном перевале.
IV
Ответ искать на горном перевале:
Глаза ласточкины, брови чаячьи;
Ты чужой здесь – потому отчаянный.
…Прозвали Вороном – что войной прозвали.
Снега перинами гор негу обнимали;
Под волками таяли следы заячьи;
И срывал я ягоды уж не помню, чьи;
И можжевеловки впервые наливали;
Гадали, не надеясь на ответы…
В снегах, красотках, службе и вине,
Казалось, я был целиком отныне.
В глазах кошачьи искры заплясали;
Училась смерть смотреть с усмешкой синей.
Но временами также и на мне
Гвоздики и ирисы расцветали.
V
Гвоздики и ирисы расцветали,
А в Алвасете – флердоранжевый туман…
Я стал Рубеном, я нашел обман
Из соли, пороха и стали.
Они пришли – ведь мы позвали.
Крылатые… Ох, жемчуг и дурман.
Я был затеей пьян, Рамон был пьян.
И Ротгер с ведьмовкой остался на причале.
Победы в чьи цвета будут одеты –
Узнали мы, подав друг другу руки:
Совместных дел узлы крепки, не обещаний;
А смельчакам благоволит погода.
У нас с Рамоном разное призванье –
Все так. Я не моряк. Но в миг разлуки
Тоска пронзила купол небосвода.
VI
Тоска пронзила купол небосвода
И полдень охрой все холмы окрасил,
Ведь соберано Рокэ так прекрасен –
Рыдая, ликовать народу.
Остался я последним из своего рода.
Опора трона, как ветвистый ясень.
Талигу – герцог, молод и опасен,
Упрямая и гордая порода.
Будь Вороном, своя минет беда?..
Танцуй в пыли, незримое проклятье!
Танцуй меж олеандрами владыке,
Согнись под волей как могильным сводом.
Луны масличной улыбались лики
И женщина брела в старинном платье
От сна ко сну, от ночи до восхода.
VII
От сна ко сну, от ночи до восхода
Я уст камелий трепетно касался.
И сам себе, бывало, поражался
Весной восемьдесят седьмого года.
Льняные кудри… Дар судьбы, природы!
Любви я прежде так не отдавался.
(Любил ли прежде?..) Помню, как смеялся
В тот день сирени, солнца и свободы:
Для „невозможно“ существует „никогда“.
В силок любви был пойман точно птица.
Сердца иные разбиваются на части,
Мое же, раскалив, перековали
На шпагу: принося другим несчастье
– Какие мерзкие, уродливые лица! –
Чернею башней в багровеющем пожаре.
VIII
Чернею башней в багровеющем пожаре.
Танцующим с весною я был ветром,
Теперь поет и плачет мое лето,
А я смеюсь в горячке и угаре.
Чужой мне в помощь там, где призывали
Создателя, где песня боя спета:
Полки в тылу, и выстрел мой – ответом.
Мы выжить не могли. Мы выживали.
(Я – мост Заката между тьмой и светом.)
…И Осень с генералом Алвой пьет.
Идут дожди, Гальтар тревожат тайны.
Зимой – убийцы снова; очень много снов.
Догадываюсь… узнаю, что неслучайно.
Что не предвижу – просчитаю наперед.
Немало правды новой среди старых слов…
IX
Немало правды новой среди старых слов,
Но полон этим день не каждый:
Весной меня спасает еще дважды
Зеленоглазый Повелитель кошек и котов.
Я привыкаю слышать смерти зов
И бытие глотать с завидной жаждой;
И в чем мне повезло однажды,
В том рока избегаю я оков.
Рассвета луч в холодной темноте
Мне, впрочем, недоступен боле:
Я вижу зарево, где сходятся Круги.
Оно согреет и составит счастье.
И снова лето. И потери у других.
Я – молния для Борна, но не боли.
(Вы сердце никому не обещайте…)
X
Вы сердце никому не обещайте,
Когда его по праву лишены.
Надора камни верно ждут весны,
А вам лишь нужен памятник в базальте,
Потомок Алана. На линию вставайте,
О рыцарь без сомнений и вины.
Мы для легенд и хроник рождены?
Цену же вечности узнайте.
Встречал быка судьбы я на коленях
Не потому, что жаждал на рога
Иль домогался перевязи, лучшего трофея:
Цена победы мне была важна,
И мастерства (я – не сумею?).
А послевкусье – топь, и кровь, и гарь –
Оно не полагается всем нам.
XI
Оно не полагается всем нам –
Умение любить и ненавидеть.
Спасти случайно, ненароком же обидеть,
Не верить знакам, не ходить по снам.
Как гиацинт она изысканно-бледна.
Любима. Из воды сухою выйдет.
Как шадди он в ночи невидим. Ненавидим.
Он из металла. Из звезды она.
Трюк дерзкий; смерть осталась голодна.
Он был ручьем: прозрачный, звонкий. Хладный –
В нем отражались та, чей бледен лик
И будущность алеющих несчастий.
Год минул, я почти привык. Отвык.
…Он стал лишь… сыном Эгмонта. И… ладно.
Счета, одежды, маски сброшены. Прощайте.
XII
Счета, одежды, маски сброшены. Прощайте.
Виконт, вам скрипки, право, ни к чему,
Но вы поймете то, что я пойму.
А вы, Луиджи, в Алвасете поезжайте
Как только… Я б завидовал вам, знайте,
Но я учился не завидовать тому,
Что недоступно обладанью моему.
Неважно. Нет, не отвечайте.
Кто уходил – однажды тот вернется.
(Одежды сброшены. На смену – неизбежность.
И чуют струны лилий тайный знак,
Который понят. Письма. Я готов.)
Как глупо погибать… Как глупо погибать вот так.
Дом, женщина… Как будто – безмятежность.
Кувшин судьбы наполнен жизнью до краев.
XIII
Кувшин судьбы наполнен жизнью до краев.
Кувшин из хрусталя – почти что морем.
Себя я смерти, кажется, проспорил,
Вот только не по нраву ей улов.
Как много слов. Как мало слов.
Тень кандалов. Урок мне не усвоить –
Извольте же меня не беспокоить.
Вы видите – я жив, я не готов.
Где Осень пала, там взойдет Весна:
Из-под земли пробьется крокус… астра.
Чужою смертью счет мой вновь оплачен,
И монастырь – ареной. Снова нам
В дорогу. До отравы вот не алчен:
Здоровьем нынче не могу похвастать…
Ну что же, пить теперь до дна.
XIV
Ну что же, пить теперь до дна,
Сжигая осторожность и мосты.
Мы с вами… мы с тобой, Марсель, на „ты“.
И терпнут, терпнут губы от вина.
Кружит вишневым вальсом нас весна...
Мои как годы были прожиты
В чаду кампаний и дворцовой маеты
Желаешь знать? Изволь. Еще вина!
Меня – перетасуют, не изменят.
Я ворон был, и, с ветром спорить смея,
Дивил я жизнью дерзкой и крамольной.
Тебе известно, что о ней шептали.
Живописали… за спиной… окольно.
Потери созревали все быстрее,
Земли на ране кровью застывали.
XV
Земли на ране кровью застывали
Те розы, пред грозой что слаще меда.
Себе иного я не жду исхода?
Ответ искать на горном перевале…
Гвоздики и ирисы расцветали.
Тоска пронзила купол небосвода.
От сна ко сну, от ночи до восхода
Чернею башней в багровеющем пожаре.
Черно-белы войска ферзя, который – солнце;
Немало правды новой среди старых слов.
…Вы сердце никому не обещайте:
Оно не полагается всем нам.
Счета, одежды, маски сброшены. Прощайте.
Кувшин судьбы наполнен жизнью до краев.
Ну что же, пить теперь до дна…
XVI
Мои года цвели как страстоцветы.
Замерзла на ветру, дрожит звезда –
Прибьем гвоздями к небу навсегда.
Гадали, не надеясь на ответы,
Победы в чьи цвета будут одеты:
Будь Вороном, своя минет беда,
Для „невозможно“ существует „никогда“.
…Я – мост Заката между тьмой и светом,
Рассвета луч в холодной темноте…
Встречал быка судьбы я на коленях:
Трюк дерзкий; смерть осталась голодна.
Кто уходил – однажды тот вернется,
Где Осень пала, там взойдет Весна,
Меня – перетасуют, не изменят.
…Черно-белы войска ферзя, который – солнце.
Штандарты рдеют. Соберано – тень.
сплетенный Рокэ, герцогом Алвой,
для Марселя, виконта Валме
(весна–лето 400 года Круга Скал)
I
Земли на ране кровью застывали
Гранатовые рощи. Пело море.
Родился я. На радость или горе –
Найери в бухте лишь о том узнали.
Ветра мне колыбельную шептали
Луной под юной, что созрела вскоре
Оливкой белой. Черной – пала в море.
И снова… Я резвился; возрастали
Мои года. Цвели как страстоцветы.
Дарили скалы твердостью мой нрав,
А волны – прихотливостью. Пропахла
Вином душа и стала – гвэнте кондо,
И жилы стали – струны. Словно махо
Я рисовался, поцелуи с уст сорвав –
Те розы, пред грозой что слаще меда.
II
Те розы, пред грозой что слаще меда
Едва ли матушки моей белей лица:
Мой брат чужую птицу из свинца
Поймал последним двадцать первым годом.
Смерть ставит парус – курс на наши воды.
Медузы, гнусь, предчувствие конца.
Я худшего не ведал подлеца,
Чем рок. И – розы слаще меда.
Замерзла на ветру, дрожит звезда.
Ночей тела огонь лампад гложет.
Глаза отца – два дула. Почерк тверд.
Дрожит звезда… И гаснет. Кода.
Над кипарисами звон бронзовый плывет.
Последний может жить, сказать не может:
„Себе иного я не жду исхода“.
III
Себе иного я не жду исхода,
Чем тот, который мне не предсказали;
Вторым Алонсо стану я едва ли:
Дурно войти в одну и ту же воду
И невозможно – в реку. Я без брода
Пойду. Под парусами. Вы не ждали?
…Одни мне руку дружбы не подали,
Другие взнуздывали гордость и природу:
Прибьем гвоздями к небу навсегда,
Чтоб не сорвался, землю не ожег,
Не вспенил море, оправдал надежды.
(Кому сыновью выездку, отец, вы поручали?..)
Вот Фабианов день, фамильные одежды.
Весь мир у ног и множество дорог?
Ответ искать на горном перевале.
IV
Ответ искать на горном перевале:
Глаза ласточкины, брови чаячьи;
Ты чужой здесь – потому отчаянный.
…Прозвали Вороном – что войной прозвали.
Снега перинами гор негу обнимали;
Под волками таяли следы заячьи;
И срывал я ягоды уж не помню, чьи;
И можжевеловки впервые наливали;
Гадали, не надеясь на ответы…
В снегах, красотках, службе и вине,
Казалось, я был целиком отныне.
В глазах кошачьи искры заплясали;
Училась смерть смотреть с усмешкой синей.
Но временами также и на мне
Гвоздики и ирисы расцветали.
V
Гвоздики и ирисы расцветали,
А в Алвасете – флердоранжевый туман…
Я стал Рубеном, я нашел обман
Из соли, пороха и стали.
Они пришли – ведь мы позвали.
Крылатые… Ох, жемчуг и дурман.
Я был затеей пьян, Рамон был пьян.
И Ротгер с ведьмовкой остался на причале.
Победы в чьи цвета будут одеты –
Узнали мы, подав друг другу руки:
Совместных дел узлы крепки, не обещаний;
А смельчакам благоволит погода.
У нас с Рамоном разное призванье –
Все так. Я не моряк. Но в миг разлуки
Тоска пронзила купол небосвода.
VI
Тоска пронзила купол небосвода
И полдень охрой все холмы окрасил,
Ведь соберано Рокэ так прекрасен –
Рыдая, ликовать народу.
Остался я последним из своего рода.
Опора трона, как ветвистый ясень.
Талигу – герцог, молод и опасен,
Упрямая и гордая порода.
Будь Вороном, своя минет беда?..
Танцуй в пыли, незримое проклятье!
Танцуй меж олеандрами владыке,
Согнись под волей как могильным сводом.
Луны масличной улыбались лики
И женщина брела в старинном платье
От сна ко сну, от ночи до восхода.
VII
От сна ко сну, от ночи до восхода
Я уст камелий трепетно касался.
И сам себе, бывало, поражался
Весной восемьдесят седьмого года.
Льняные кудри… Дар судьбы, природы!
Любви я прежде так не отдавался.
(Любил ли прежде?..) Помню, как смеялся
В тот день сирени, солнца и свободы:
Для „невозможно“ существует „никогда“.
В силок любви был пойман точно птица.
Сердца иные разбиваются на части,
Мое же, раскалив, перековали
На шпагу: принося другим несчастье
– Какие мерзкие, уродливые лица! –
Чернею башней в багровеющем пожаре.
VIII
Чернею башней в багровеющем пожаре.
Танцующим с весною я был ветром,
Теперь поет и плачет мое лето,
А я смеюсь в горячке и угаре.
Чужой мне в помощь там, где призывали
Создателя, где песня боя спета:
Полки в тылу, и выстрел мой – ответом.
Мы выжить не могли. Мы выживали.
(Я – мост Заката между тьмой и светом.)
…И Осень с генералом Алвой пьет.
Идут дожди, Гальтар тревожат тайны.
Зимой – убийцы снова; очень много снов.
Догадываюсь… узнаю, что неслучайно.
Что не предвижу – просчитаю наперед.
Немало правды новой среди старых слов…
IX
Немало правды новой среди старых слов,
Но полон этим день не каждый:
Весной меня спасает еще дважды
Зеленоглазый Повелитель кошек и котов.
Я привыкаю слышать смерти зов
И бытие глотать с завидной жаждой;
И в чем мне повезло однажды,
В том рока избегаю я оков.
Рассвета луч в холодной темноте
Мне, впрочем, недоступен боле:
Я вижу зарево, где сходятся Круги.
Оно согреет и составит счастье.
И снова лето. И потери у других.
Я – молния для Борна, но не боли.
(Вы сердце никому не обещайте…)
X
Вы сердце никому не обещайте,
Когда его по праву лишены.
Надора камни верно ждут весны,
А вам лишь нужен памятник в базальте,
Потомок Алана. На линию вставайте,
О рыцарь без сомнений и вины.
Мы для легенд и хроник рождены?
Цену же вечности узнайте.
Встречал быка судьбы я на коленях
Не потому, что жаждал на рога
Иль домогался перевязи, лучшего трофея:
Цена победы мне была важна,
И мастерства (я – не сумею?).
А послевкусье – топь, и кровь, и гарь –
Оно не полагается всем нам.
XI
Оно не полагается всем нам –
Умение любить и ненавидеть.
Спасти случайно, ненароком же обидеть,
Не верить знакам, не ходить по снам.
Как гиацинт она изысканно-бледна.
Любима. Из воды сухою выйдет.
Как шадди он в ночи невидим. Ненавидим.
Он из металла. Из звезды она.
Трюк дерзкий; смерть осталась голодна.
Он был ручьем: прозрачный, звонкий. Хладный –
В нем отражались та, чей бледен лик
И будущность алеющих несчастий.
Год минул, я почти привык. Отвык.
…Он стал лишь… сыном Эгмонта. И… ладно.
Счета, одежды, маски сброшены. Прощайте.
XII
Счета, одежды, маски сброшены. Прощайте.
Виконт, вам скрипки, право, ни к чему,
Но вы поймете то, что я пойму.
А вы, Луиджи, в Алвасете поезжайте
Как только… Я б завидовал вам, знайте,
Но я учился не завидовать тому,
Что недоступно обладанью моему.
Неважно. Нет, не отвечайте.
Кто уходил – однажды тот вернется.
(Одежды сброшены. На смену – неизбежность.
И чуют струны лилий тайный знак,
Который понят. Письма. Я готов.)
Как глупо погибать… Как глупо погибать вот так.
Дом, женщина… Как будто – безмятежность.
Кувшин судьбы наполнен жизнью до краев.
XIII
Кувшин судьбы наполнен жизнью до краев.
Кувшин из хрусталя – почти что морем.
Себя я смерти, кажется, проспорил,
Вот только не по нраву ей улов.
Как много слов. Как мало слов.
Тень кандалов. Урок мне не усвоить –
Извольте же меня не беспокоить.
Вы видите – я жив, я не готов.
Где Осень пала, там взойдет Весна:
Из-под земли пробьется крокус… астра.
Чужою смертью счет мой вновь оплачен,
И монастырь – ареной. Снова нам
В дорогу. До отравы вот не алчен:
Здоровьем нынче не могу похвастать…
Ну что же, пить теперь до дна.
XIV
Ну что же, пить теперь до дна,
Сжигая осторожность и мосты.
Мы с вами… мы с тобой, Марсель, на „ты“.
И терпнут, терпнут губы от вина.
Кружит вишневым вальсом нас весна...
Мои как годы были прожиты
В чаду кампаний и дворцовой маеты
Желаешь знать? Изволь. Еще вина!
Меня – перетасуют, не изменят.
Я ворон был, и, с ветром спорить смея,
Дивил я жизнью дерзкой и крамольной.
Тебе известно, что о ней шептали.
Живописали… за спиной… окольно.
Потери созревали все быстрее,
Земли на ране кровью застывали.
XV
Земли на ране кровью застывали
Те розы, пред грозой что слаще меда.
Себе иного я не жду исхода?
Ответ искать на горном перевале…
Гвоздики и ирисы расцветали.
Тоска пронзила купол небосвода.
От сна ко сну, от ночи до восхода
Чернею башней в багровеющем пожаре.
Черно-белы войска ферзя, который – солнце;
Немало правды новой среди старых слов.
…Вы сердце никому не обещайте:
Оно не полагается всем нам.
Счета, одежды, маски сброшены. Прощайте.
Кувшин судьбы наполнен жизнью до краев.
Ну что же, пить теперь до дна…
XVI
Мои года цвели как страстоцветы.
Замерзла на ветру, дрожит звезда –
Прибьем гвоздями к небу навсегда.
Гадали, не надеясь на ответы,
Победы в чьи цвета будут одеты:
Будь Вороном, своя минет беда,
Для „невозможно“ существует „никогда“.
…Я – мост Заката между тьмой и светом,
Рассвета луч в холодной темноте…
Встречал быка судьбы я на коленях:
Трюк дерзкий; смерть осталась голодна.
Кто уходил – однажды тот вернется,
Где Осень пала, там взойдет Весна,
Меня – перетасуют, не изменят.
…Черно-белы войска ферзя, который – солнце.
Штандарты рдеют. Соберано – тень.
10 марта – 17 апреля 2015 года
-
-
28.05.2015 в 15:40-
-
30.05.2015 в 12:43Он и состоит) 15-й сонет который, курсивом. А 16-й, жирным — как бы второй мадригал, заключительный сонет кэртианского венка — вот тут я объясняла свой замысел))
-
-
30.05.2015 в 22:15